Бумажные деньги Великой Французской Революции

В.Е.Юровский

"Ассигнации сделали революцию; они привели к уничтожению сословий и привилегий; они опрокинули трон и создали республику; они вооружили и снабдили эти грозные колонны, которые пронесли трехцветное знамя за Альпы и Пиренеи; им мы обязаны нашей свободой"(1). Эти слова, произнесенные в 1797 г. министром финансов Директории Д.В. Рамелем, были не просто красивой фразой: они отражали то влияние, которое оказывали бумажные деньги на события, происходившие во время революции. Однако существовал и другой взгляд на бумажные деньги. В марте 1793 г. Ж.-П. Марат писал: "Бедствие, которое приводит нас в отчаяние, это прежде всего возрастающая нищета. Ее причины в огромной массе ассигнаций, стоимость которых постоянно падает с увеличением их числа"(2).

В королевской Франции конца XVIII в. не было бумажных денег(3). Денежное обращение обеспечивалось металлической монетой. В употреблении были в основном серебряные и золотые монеты различных наименований и достоинства: луидор, экю, ливр, франк и др. Исчисление доходов и расходов государства производилось в ливрах, а после введения в 1795 г. метрической системы мер — во франках, при соотношении 81 ливр за 80 франков. С 1721 г. по 1785 г. было отчеканено около 1 млрд. ливров золотой монеты и около 2 млрд.. ливров — серебряной. К началу революции в обращении находилось приблизительно 2,2 млрд. ливров(4).

В последние годы старого режима финансовое положение Франции стало катастрофическим. Накопившийся к 1788 г. государственный долг приблизительно в 5 млрд. ливров принуждал выплачивать громадные проценты: 310 млн. ливров. Это было почти равно остальным расходам государства(5). Именно необходимость введения новых налогов вынудила короля созвать Генеральные штаты, а затем быстро развивавшиеся события революции смели старую монархию. Но революция еще более ухудшила состояние финансов. Не поступали ни новые, ни старые налоги. Население не торопилось платить, ожидая перемен. Прежние налоги были отменены. Сохранили лишь налог на землю, который должен был исчисляться по ее доходности; но как определять доход, было неизвестно. Взимание же налога возлагалось на муниципальные власти, которые больше заботились о местных или частных интересах, чем о государственных. Если косвенные налоги принесли в 1788 г. 205 млн. ливров, то в 1790 г. — только около 32 млн.; из 256 млн. прямых налогов в 1790 г. удалось собрать лишь 150 млн., и Учредительное собрание было вынуждено временно восстановить прежние подати. Было предписано взыскивать на заставах ввозные питейные и продовольственные пошлины и соляной налог - габель, особенно ненавистный населению. Это вызвало всеобщее (< стр.151) возмущение: жители громили заставы, избивали сборщиков и не платили налогов, а у властей уже не имелось сил подавить сопротивление(6). Четкое поступление налогов удалось наладить лишь при Консульстве и Империи.

Не имея возможности обеспечить доходную часть бюджета, Учредительное собрание попыталось найти пути уменьшения расходов. Можно было отказаться от долгов старой монархии, но это затронуло бы интересы влиятельной части третьего сословия, только что пришедшего к власти: ведь основными кредиторами государства были представители крупной буржуазии. Говорили, что вслед за банкротством государства состоится крушение общественного богатства, рухнут и частные состояния. Поэтому епископ Отенский Талейран внес другое предложение: передать в распоряжение нации церковные земли и затем пустить их в продажу. 2 ноября 1789 г. закон об экспроприации имущества духовенства был принят.

Для практической его реализации с января 1790 г. начали выпуск государственных процентных бумаг — ассигнаций достоинством в 200, 300 и 1000 ливров на общую сумму 400 млн. ливров. По ассигнациям выплачивался доход 5% годовых (с апреля 1790 г.— 3%), с их помощью предполагалось покрыть значительную часть внутреннего государственного долга, ибо в обмен на ассигнации можно было приобретать бывшие церковные земли и те королевские владения, которые перешли в собственность государства. Это были еще не бумажные деньги, а государственные обязательства, которые подлежали уничтожению по мере передачи их владельцам земельной собственности.

Новые меры не спасли финансов: общий долг продолжал возрастать. Огромные суммы были выплачены духовенству в компенсацию за потерянные доходы от взыскания десятины. Государство взяло на себя долги церкви и возвратило средства, затраченные при монархии частными лицами на покупку упраздненных должностей в армии, судебном и финансовом ведомствах, при королевском дворе. Продажа национализированной собственности, стоимость которой превышала 3 млрд. ливров, шла недостаточно быстро, а деньги нужны были немедленно. В Учредительном собрании был поставлен вопрос о дополнительной эмиссии ассигнаций. Им предлагалось придать функции бумажных денег. Предложение вызвало острую дискуссию. Напоминали, что в США во время войны за независимость выпуск бумажных денег закончился крахом. Указывалось, что увеличение денежной массы при неизменном количестве товаров немедленно приведет к росту цен; покупательная способность населения снизится, производство упадет, возникнет безработица, что породит тяжелый экономический кризис. Одним из противников бумажных денег был Талейран. Он сказал: "Вы можете заставить взять 1000 ливров ассигнациями в качестве платы, но вы никогда не сможете заставить кого-нибудь отдать 1000 ливров монетой за одну ассигнацию в 1000 ливров"(7).

С присущей ему постоянно энергией на выпуске бумажных денег настаивал О. Мирабо: "В Англии циркулируют бумажные деньги, и если мы выпустим даже 2 млрд. — это будет меньше, чем в Англии. Несмотря на свои большие долги, Англия процветает благодаря своему престижу". Мирабо указывал и на политическое значение бумажной валюты: люди, наделенные ассигнациями, станут защищать революционную власть, которая создала эти ассигнации, так как гибель этой власти будет означать гибель их сбережений. В сентябре 1790 г. Учредительное собрание приняло решение о выпуске бумажных денег (папье-моннэ) на сумму 800 млн. ливров.

Новой валюте с самого начала пришлось выдержать ряд серьезных ударов. Чтобы повысить доверие к ассигнациям, правительство не препятствовало их обмену на звонкую монету. Декретом от 17—20 мая 1791 г. сделки с металлической валютой были узаконены. Сначала ценность ассигнаций в металлических деньгах была лишь немного ниже паритета, составляя 91% их нарицательной стоимости. Однако этого было достаточно, чтобы металлическая монета, в том числе мелкая, исчезла из обращения. Не помогла и переплавка в медные деньги колоколов церквей, закрытых революцией. Отсутствие мелкой разменной монеты вызвало разменный кризис. Мелких же ассигнаций не существовало: их не выпустили, опасаясь, что могут упасть реальные заработки бедноты, которая теряла бы, получая плату ассигнациями; предпочитали, чтобы ущерб несли хозяева, платившие рабочим серебряными экю и медными биллонами. Когда мелкая монета исчезла, предприниматели, а затем администрация и банки начали выпускать условные знаки (< стр.152) оплаты из металла, картона и кредитные билеты местного значения. Только в Париже насчитывалось 63 вида различных знаков. Было понятно, что разменные знаки — явление временное. Крестьяне вообще не принимали их в уплату за продукты. Однако, участвуя в обращении наравне с ассигнациями, знаки способствовали падению стоимости бумажных денег.

Осенью— зимой 1791/92 г. были отпечатаны новые партии ассигнаций на сумму 1,15 млрд. ливров, из них 700 млн. мелкими купюрами в 5 ливров, в 10, 15, 25 и 50 су. Ставилась задача изъять из обращения местные денежные знаки. Дополнительные выпуски нужны были и для покупки за границей металлической монеты, которая требовалась для содержания войск и выплаты иностранных долгов старого режима. К экономическим трудностям добавились и политические. Упорно распространялись слухи о непрочности власти и неизбежности восстановления прежних порядков — в этом случае ассигнации превратились бы в клочок бумаги. Аристократия и высшее духовенство, лишенные прежних привилегий, не скрывали желания уничтожить новый политический строй. Многочисленные эмигранты сконцентрировали военные отряды на границе и, рассчитывая на поддержку Австрии и Пруссии, готовили вторжение. В июне 1791 г. Людовик XVI бежал из Парижа, предполагая объединить свои усилия с теми, кто боролся за восстановление абсолютной монархии. Хотя он был задержан и возвращен в столицу, уверенность в стабильности нового режима оказалась сильно подорванной.

Следствием неблагоприятной экономической и политической обстановки явилось резкое обесценивание ассигнаций: в январе 1792 г. их рыночный курс составлял в Париже 63% от номинальной стоимости(8). Низкий курс бумажных денег привел к росту цен на предметы первой необходимости: хлеб, сахар, молоко, мыло, свечи и пр. Вздорожание продуктов стало причиной продовольственного кризиса. Он охватил всю Францию и вызвал в Париже и во многих департаментах волнения. Народ требовал твердых цен и принудительного изъятия излишков у тех, кто не желал продавать их добровольно. В памяти были живы еще жесткие меры, принимавшиеся королевской властью до революции для обеспечения населения хлебом: право торговли было предоставлено только специальным лицам на официальных рынках и в определенное время, фермерам разрешалось хранить зерно лишь для текущих нужд, булочникам — только для ближайших выпечек; регулярные обыски выявляли укрывавших хлеб; цены устанавливались полицией и сеньориальными судьями. Нарушители предписаний жестоко карались. Муниципалитеты запасали зерно и затем продавали его, иногда даже с убытком. При необходимости по распоряжению властей открывались амбары сеньоров и духовенства, их хлеб направлялся в продажу.

Общие пороки старого режима не позволяли справиться с продовольственными трудностями, и голод во Франции XVIII в. был регулярно повторяющимся явлением. Ученые, принадлежавшие к научным школам физиократов и экономистов, имели свои взгляды на способы решения хлебной проблемы. Они были противниками любой регламентации и утверждали, что процветание может быть достигнуто только свободой торговли. Но попытки осуществить эти идеи на практике, предпринятые видным государственным деятелем королевской Франции министром финансов А. Тюрго, закончились неудачей.

Революция отменила все ограничения, была провозглашена свобода предпринимательства. Однако начавшаяся в марте 1792 г. война с Австрией и Пруссией и экономические трудности снова заставили вернуться к тому же вопросу. Наибольшим влиянием в Законодательном собрании, а до весны 1793 г. и в Конвенте, обладали жирондисты, отражавшие в первую очередь интересы крупной буржуазии и считавшие, что вмешательство государства в экономическую жизнь страны недопустимо. Все же ранней осенью, когда на Париж двигались интервенты и по призыву Законодательного собрания в армию на защиту отечества стали стекаться граждане со всей страны, Временный исполнительный совет, возглавленный жирондистами, издал несколько декретов, обязывавших местные власти выявлять запасы зерна и принуждать владельцев к продаже хлеба, необходимого для снабжения войск. Но эти декреты действовали недолго: после победы над неприятелем при Вальми 20 сентября 1792 г. непосредственная опасность миновала, и 8 декабря по настоянию министра внутренних дел жирондиста Ж.-М. Ролана свобода торговли была восстановлена. (< стр.153)

Якобинцы, политические противники жирондистов, тоже были против регламентации торговли и особенно введения твердых цен на продукты. Выступая в Конвенте 29 ноября 1792 г., Л. Сен-Жюст заявил: "Мне не нравятся насильственные законы о торговле. Требуют закона о съестных припасах! Положительный закон относительно этого никогда не будет разумным". Он заявил, что основная причина экономического кризиса заключается в обилии бумажных денег ("Я не вижу сейчас в нашем государстве ничего кроме нищеты, самоуверенности и бумаги"), и предложил взимать налоги натурой, возможно скорее продав конфискованные земли, чтобы изъять из обращения ассигнации.

Против твердых цен неоднократно выступал Марат. 12 февраля 1793 г. он резко обрушился на требование бедноты Парижа установить максимальную цену на хлеб, чем вызвал обвинение в сговоре с богачами. Марат считал, что причиной экономического кризиса является наводнение страны ассигнациями, и настаивал на их уничтожении, а с государственными долгами предлагал рассчитаться национализированными землями в натуре.

Богатые слои населения мало страдали от дороговизны. Легче горожан переносили обесценивание бумажных денег крестьяне, которые преимущественно сами обеспечивали себя предметами первой необходимости. Дороговизна не затронула некоторую часть рабочего класса — тех рабочих, кто был занят на производствах, снабжавших армию, и получал достаточную зарплату. Наиболее тяжелые испытания из-за нехватки продуктов и повышения цен выпали на долю неимущих городских слоев, сельскую бедноту, а также чиновников и служащих, живших на зарплату, на пенсионеров и тех, кто существовал на проценты с невысокой ренты. Покупательная способность ассигнаций, которые получали эти категории граждан, становилась все ниже и ниже, и они быстро погружались в нищету.

Интересы бедноты отражали политическое течение "бешеных", возглавленных бывшим священником Ж. Ру и наиболее активно участвовавших в продовольственных беспорядках в Париже. Их требования включали конфискацию государством всех излишков продуктов, введение твердых цен, запрещение обращения металлической монеты, принудительный курс ассигнаций. Несколько позже, после того как в 1793 г. якобинцы разгромили "бешеных", те же лозунги были провозглашены эбертистами — Ж. Эбером и его сторонниками, осужденными в 1794 году.

К осени 1792 г., времени свержения Людовика XVI, провозглашения республики и созыва Конвента, общая сумма напечатанных ассигнаций достигла 3,2 млрд. ливров, а их курс упал до 40% от номинала. Фактически нарицательная стоимость бумажной валюты исчерпала ценность всех конфискованных до той поры земель. Между тем казнь Людовика XVI в январе 1793 г. послужила поводом для создания новой коалиции против Франции. В нее вошли Англия, Австрия, Пруссия, Испания и Пьемонт. Никогда еще Франции не приходилось воевать с объединением таких мощных государств. После принятия 24 февраля 1793 г. Конвентом декрета о наборе 300 тыс. человек в вооруженные силы предстояли огромные расходы на экипировку, вооружение и содержание армии. Теперь сотни тысяч людей, оказавшихся в армии, не только ничего не производили, но сами нуждались в материальном обеспечении. А денег в распоряжении казны больше не имелось. Член Комитета общественного спасения и один из наиболее авторитетных специалистов по финансам Ж. Камбон в докладе Конвенту 23 сентября 1793 г. сказал: "Нет более другого финансового источника кроме ассигнаций; все налоги исчерпаны, правительство не в состоянии ни занимать, ни облагать"(9). Действительно, у государства не имелось хорошо построенной налоговой системы и четко работающих органов взимания налогов, а война требовала все новых и новых громадных расходов.

В этих условиях возобладал взгляд, что для спасения революции хороши любые средства, и были декретированы новые выпуски ассигнаций. К середине 1794 г., времени падения якобинцев во главе с Робеспьером, общая сумма выпущенных бумажных денег достигла по номинальной стоимости 11 млрд. ливров. Вновь отпечатанные ассигнации уже не обеспечивались, как прежде, реальными богатствами государства: национализированные земли были распроданы. Основным средством, позволявшим функционировать денежному обращению, стал государственный террор, а главным следствием— нищета значительной части населения. 12 марта 1793 г. был издан декрет о конфискации в пользу нации имущества всех осужденных за преступления против республики. Теперь каждое изгнание и каждый смертный (< стр.154)приговор приводили к увеличению ценности обеспечения бумажных денег. Говорили, что тогда "ассигнации печатались с помощью гильотины".

Декретом от 11—16 апреля 1793 г. была запрещена продажа металлических денег, а тем, кто запрашивал в ассигнациях за товары и услуги больше, чем в металлической монете, грозило шестилетнее тюремное заключение. Однако этого оказалось недостаточно, и по декрету от 5 сентября 1793 г. все лица, уличенные в отказе принять плату ассигнациями, а равно "ведущие разговоры, клонящиеся к возбуждению недоверия к ассигнациям", карались смертной казнью с конфискацией имущества. Декрет от 13 ноября 1793 г. предписывал конфисковать в пользу государства спрятанное золото, серебро и драгоценности; доносчикам, сообщившим об этих ценностях, выплачивалось 20% их стоимости в ассигнациях. Еще одним способом укрепления финансов стал объявленный декретом от 20 мая 1793 г. принудительный заем у богатых на общую сумму в 1 млрд. ливров; размер обязательной подписки прогрессивно возрастал, так что доход свыше 10 тыс. ливров полностью шел в уплату займа. Подписчики получали квитанцию на право через два года после заключения мира получить национализированные земли. Впрочем, это обещание никогда не было выполнено.

Проведение в жизнь декретов Конвента было возложено на комиссаров, направленных во все департаменты. Комиссары располагали неограниченными полномочиями и опирались на революционные комитеты, организованные при каждой коммуне. По закону от 17 сентября 1793 г. комитеты должны были составлять списки подозрительных лиц и издавать приказы об их аресте. Подозрительными же предлагалось считать всех, кто "своим поведением, знакомствами, речами или писаниями заявляли себя сторонниками тирании или федерации и врагами свободы", и тех, "кто не будет в состоянии оправдать... источники своих средств существования"; сюда же попадали бывшие дворяне, если они не проявили своей приверженности к революции(10). При таких критериях оценки людей почти каждый мог быть арестован.

Комиссары Конвента действовали решительно и жестко. Вот комиссар Лепланш докладывает Конвенту из Буржа: "Я повсюду сам облагал революционным путем богатых и аристократов... Разве не справедливо, чтобы эгоисты, алчные спекуляторы и скупые аристократы, объявившие нам войну, оплачивали ее издержки". Комиссар Ж. Фуше, посланный в департамент Нижней Луары, предложил состоятельным гражданам добровольно вносить пожертвования в созданные им "филантропические комитеты"; "если богатый не желает проявить свою любовь к свободе, республика оставляет за собой право забрать его состояние",— объявил он. И пожертвования потекли. Каждый опасался ареста, а возможно и гильотины. "Здесь стыдятся быть богатым",— докладывал Фуше Конвенту. Требуя сдачи государству драгоценностей, он говорил: "Предадим презрению золото и серебро, сбросим в грязь этих идолов монархии". Деньги, золотые и серебряные слитки отправлялись в Париж(11). В те времена Фуше исповедовал самые крайние революционные взгляды, что не помешало ему позже быстро изменить убеждения и стать министром полиции и герцогом при Наполеоне, а после Реставрации— при Бурбонах.

Наряду с изъятием средств у состоятельных слоев населения и мерами по пополнению земельного фонда старались уменьшить количество бумажных денег, находившихся в обращении. Ассигнации, заплаченные за национализированные имущества, уничтожались в обязательном порядке: в 1793 г. их было уничтожено на сумму 881 млн. ливров, в 1794 г. — на 2 млрд. ливров. В июле 1793 г. были аннулированы ассигнации достоинством в 100 ливров и выше с изображением казненного короля. Характерны слова одного из лидеров якобинцев Ж.-Ж. Дантона, произнесенные в защиту этого акта: "Кто те, которые переносят общественные бедствия и проливают свою кровь за свободу? Это те, которые не имеют в своем распоряжении ассигнаций в 100 ливров. Наносите удар! Какое вам дело до воплей аристократов"(12). В результате было изъято из обращения еще около 600 млн. ливров.

Между тем в 1793 г. продовольственный кризис проявлялся все острее и острее. Комиссары писали из провинции, что бедняки голодают, хотя хорошие урожаи снимались несколько лет подряд и недостатка в зерне нет; его владельцы не хотят продавать хлеб, так как не питают доверия к ассигнациям; богатые люди (< стр.155) и коррумпированная администрация скупают и прячут продовольствие. 25—27 февраля парижская беднота разграбила городские лавки. Женщины, явившиеся толпой в Конвент, заявили: "Когда наши дети просят у нас молока, мы не можем им сказать, чтобы они подождали". Волнения в Париже продолжались весь март и апрель. Многолюдные депутации появлялись у решетки Конвента и требовали твердых цен. Раздавались призывы: "Отрубите головы скупщикам!" и даже — "Дайте нам короля, чтобы у нас был хлеб!"(13).

Монархические восстания в Вандее и на юге Франции показали, что народ может отвернуться от революции, если не пойдут навстречу требованиям масс. Несмотря на ожесточенное сопротивление жирондистов, 4 мая 1793 г. Конвент принял закон, установивший твердые цены на зерно и разрешавший реквизиции; в июне был принят закон об обязательной продаже зерна и уголовном наказании за сокрытие запасов. Однако твердые цены лишь ухудшили положение. Интересы крестьян как производителей зерна находились в противоречии с интересами горожан, нуждавшихся в привозном хлебе. В провинции не торопились с учетом запасов. Цены в потребляющих департаментах часто устанавливались более низкие, чем в производящих, так что продавцы не были заинтересованы вести зерно в районы, где в нем имелась нужда. Товарное обращение почти прекратилось. В некоторых местностях, например в департаментах Центрального массива, население просто голодало. Экономический федерализм усилил стремление к политическому федерализму.

В сентябре 1793 г. Конвент ввел единые твердые цены на 39 видов продуктов. Они должны были обеспечить более справедливое соотношение между курсом ассигнаций и стоимостью предметов первой необходимости. Еще более жесткие насильственные методы стали применяться при конфискации незаконно создаваемых запасов. Государственный террор набирал силу. Вскоре из свободной продажи исчезли почти все товары. В декабре 1793 г. хлеб и сахар в Париже начали выдавать по карточкам. Но ни террор, ни решительные действия Комитета общественного спасения, возглавленного Робеспьером и державшего в своих руках государственную власть с середины 1793 г., не предотвратили голод и не уничтожили нищету. Зато твердый курс ассигнаций позволил вооружить миллионную армию. В июне 1794 г. республиканские войска одержали победу над неприятелем при Флерюсе, ознаменовавшую решающий перелом в ходе войны.

Теперь буржуазия, неслыханно обогатившаяся за счет дворянства и духовенства, уже не боялась Реставрации. Новые богачи больше страшились революционного террора. Для них были опасны принимаемые Комитетом общественного спасения экономические и политические меры, направленные на сглаживание социального неравенства. Последовали термидорианский переворот, казнь Робеспьера и его сторонников, разгром городской коммуны Парижа и якобинского клуба. Отряды "золотой молодежи" — сынков нуворишей терроризировали, плебейское население столицы. Время революционного террора миновало. Спекулянты различных мастей получили возможность удовлетворять свою страсть к наживе.

В декабре 1794 г. Конвент отменил законы о твердых ценах, ибо их можно было поддерживать только террором. Чтобы обеспечить государственные расходы, был пущен в ход печатный станок. В 1795 г. было напечатано в три раза больше ассигнаций, чем за все предыдущие годы, вместе взятые: 30 млрд. ливров. Процесс напечатания денег был усовершенствован ранее — вводом стальных гравировальных досок, автоматического устройства для нумерации; купюры стали подписывать не вручную, а механически. Рабочий день печатников продолжался 14 часов. Угроза забастовки истощенных рабочих вынудила власти выдавать им по фунту хлеба в день, но это не сняло напряжения. Тогда забастовки были жестоко подавлены. Вскоре появился указ, угрожавший арестом и отправкой в армию всем, кто отказывался работать. Для напечатания денег не хватало бумаги, остро ощущался дефицит тряпья для переработки. Собирали все бумажные клочки, даже записки, которыми обменивались депутаты во время заседаний Конвента.

Наплыв бумажных денег вызвал новое повышение цен: спекулянты уже не боялись преследований. Катастрофически росла дороговизна. Хлеб, твердая цена которого составляла 3 су за фунт, в июле 1795 г. стоил 16 ливров, а в 1796 г.— 50 ливров(14). Страдания бедноты стали нестерпимыми. Лютый голод охватил рабочие предместья Парижа в зиму 1794/95 года. Некоторые матери кончали с собой, (< стр.156) предварительно утопив или зарезав своих детей. Два восстания обездоленных произошли 1 апреля и 20 мая 1795 года. Вооруженный народ захватил термидорианский Конвент и три дня вел бои с правительственными войсками и отрядами из буржуазных кварталов. Повстанцы были разбиты, отряды из рабочего Сент-Антуанского предместья разоружены. Начались прериальские казни санкюлотов. Несколько депутатов Конвента, еще сохранившие преданность идеалам революции и поддержавшие восставших, были приговорены к смерти; но, не дожидаясь исполнения приговора, они, как древние римляне, закололи себя в тюрьме одним кинжалом, передаваемым из рук в руки(15).

Законом от 25 апреля 1795 г. были разрешены сделки с металлической валютой. Хотя серебряные и золотые деньги в годы революции нелегально вывозились эмигрантами за рубеж, большая часть их осталась в стране, была припрятана, а теперь снова вернулась в обращение. Последние дни Конвента (октябрь 1795 г.) оказались временем полного экономического развала и своеобразной анархии: "Власти больше не существовало, значительная часть общественных функций... никем не исполнялась; солдаты, лишенные продовольствия, одежды.., массами дезертировали... Самый злостный и бесстыдный ажиотаж спекулировал на наиболее существенных потребностях страны"(16).

К осени 1795 г. ассигнации практически уже ничего не стоили и оценивались всего в 1% от номинала. Теперь бумажных денег ходило в три раза больше, чем при падении Робеспьера, а суммарная их стоимость в металлической монете стала в 10 раз меньше и составляла всего 214 млн. ливров. В новых выпусках ассигнаций уже не было смысла, и 19 февраля 1796 г. на Вандомской площади Парижа в торжественной обстановке были разломаны и сожжены все орудия и приборы, употреблявшиеся для их изготовления. Публичность этого акта имела целью поднять в глазах населения ценность миллиардов ассигнаций, пока еще находившихся в обращении. Одновременно было принято решение о выпуске нового вида бумажных денег, названных территориальными мандатами. Но и они быстро обесценились. В феврале 1797 г. было объявлено вообще о полном отказе от бумажных денег и переходе на металлическую валюту. Ассигнации и территориальные мандаты частично аннулировались, частично обменивались на металлическую валюту по очень низкому курсу.

К этому времени в стране уже циркулировало достаточно монеты для частного обращения. Но ее не было у правительства: государственные расходы в 1796/97 финансовом году были исчислены в 1 млрд. ливров, а поступление доходов составило 340 млн. (17). Правительство начало расплачиваться с поставщиками, продавцами съестных припасов, чиновниками и рантье долговыми обязательствами казны в форме приказов о платежах и различных бонов. Эти документы стали для народного хозяйства своеобразными бумажными деньгами. Для оплаты поставок использовались особые приказы, выписывавшиеся на определенные кассы сборщиков государственных доходов, даже при заведомом отсутствии денег в кассе. Установилась практика указывать на приказе срочность платежа. Было заявлено: "Когда нет возможности платить всем, необходимо платить с выбором". Расплата за зерно, реквизированное для воинских частей, производилась реквизиционными бонами, которые выписывались корпусными командирами. Выдача жалованья государственным служащим, офицерам, рабочим портов и государственных мануфактур задерживалась месяцами.

Практика использования бонов и приказов на оплату надолго задержала приведение государственного бюджета в устойчивое состояние. В 1798/99 финансовом году 67% средств поступало от налогоплательщиков в виде возврата выданных ранее документов на оплату поставок. Ликвидация бумажных денег сопровождалась длительным расстройством хозяйственной жизни страны, от которого Франция не могла оправиться в течение ряда лет. В последние годы Директории, во время Консульства и Империи были восстановлены некоторые упраздненные революцией налоги и введены новые; взимание налогов было постепенно упорядочено. Государственная финансовая система пришла в относительное равновесие лишь к 1801 году.

Бумажные деньги Великой Французской революции прожили немногим более пяти лет. За этот срок они помогли совершить преобразования, послужившие экономической основой вступления Франции в новую эпоху исторического развития: обеспечили передел собственности, которая перешла от прежних привилегированных (< стр.157) сословий— дворянства и духовенства к классу, сформировавшемуся в основном из представителей третьего сословия и получившему возможность с помощью бумажных денег овладеть во время революции подавляющей частью земли. Но голод, нищета и многие тысячи жертв — такой была цена, которую французский народ заплатил за этот передел.

Примечания

1. Смирнов А. М. Кризис денежной системы Французской революции. Пб. 1921, с.42.
2. Marat J.-P. Textes choisis. P. 1963, p. 233.
3. Можно считать исключением банкноты частной "Учетной кассы", которые не получили широкого распространения.
4. Смирнов А. М. Ук. соч., с.103—104.
5. Bruguiêre M. Légitimité et finances. In: Pour une renaissance de l'histoire financière XVIII—XX siècles. P. 1991.
6. Адо А. В. Крестьяне и Великая Французская революция. М. 1987, с.172.
7. Документы истории Великой Французской революции. Т.2. М. 1990, с.62.
8. Матьез А. Борьба с дороговизной и социальное движение в эпоху террора. М.-Л, 1928, с.45, 84, 110—117; Документы, с.87.
9. Смирнов А. М. Ук. соч. с.17, 57, 48—50, 63—64; Документы, с.131.
10. Олар А. Политическая история Французской революции. М. 1938, с.428—429, 555.
11. Цвейг С. Жозеф Фуше. Л, 1931.
12. Смирнов А. М. Ук. соч., с.52—53.
13. Матьез А. Ук. соч., с.127—128, 130; Документы, с.118.
14. Смирнов А. М. Ук. соч., с.25.
15. Тарле Е. В. Жерминаль и прериаль. М. 1957.
16. Документы, с.156.
17. Смирнов А. М. Ук. соч.. с.72—73, 124—125.

Возврат в раздел статьи -  Иностранные Государства