|
В
один из декабрьских дней 1925 года в
престижном парижском ресторане «Ла рю»
собрались именитые посетители:
Эмануэль Нобель, племянник основателя
нобелевского фонда; его братья Людвиг
и Роберт, которые в свое время были
крупными акционерами кавказских
нефтяных промыслов; генерал Макс
Гофман, бывший во время первой мировой
войны начальником генерального штаба
германской армии на Востоке; Шалва
Карумидзе, банкир и буржуазный
политик, эмигрировавший из Грузии;
Спиридон Кедиа, председатель национал-демократической
партии грузинских эмигрантов; сын
крупного грузинского землевладельца
Василий Садатирашвили, который с 1917
года проживал в Германии, и, наконец,
Георг Эмиль Белл, международный шпион,
который одновременно работал на
британские и немецкие спецслужбы, на
нефтяной концерн «Ройал датч-Шелл», а
также состоял в фашистской
милитаристской организации «Флаг
рейха». Это избранное общество
объединяла цель, которую Гофман
сформулировал так: «Эти объединенные
державы (Франция, Англия и Германия)
должны своей совместной военной
интервенцией свергнуть Советское
правительство и восстановить
экономически Россию в интересах
английских, французских и германских
экономических сил. Ценным было бы
участие, прежде всего экономическое и
финансовое, Соединенных Штатов
Америки. При этом были бы обеспечены и
гарантированы особые экономические
Интересы Соединенных Штатов в
русской экономической области».
Эмануэль
Нобель выступил на этой конференции,
защищая не только свои собственные
интересы. Он говорил о содействии
германской военной силы и о
возможностях, которые нужно
использовать для того, чтобы
заручиться поддержкой английского
капитала и английских политиков при «освобождении»
Грузии. За Нобелем стоял сэр Генри
Детердинг — генеральный директор и
крупнейший акционер «Ройал датч-Шелл»,
компании, которая, как и группа Нобеля,
считала, что «Советы похитили» их
нефтяные месторождения на Кавказе. Из
2,3 млрд. золотых рублей иностранных
капиталов, инвестированных в России
до революции, 250 млн. приходилось на
нефтепромыслы Баку, Грозного, Майкопа
и Эмбы.
Военное
вторжение в Грузию, решение о котором
было принято в парижском ресторане
одновременно с образованием
грузинского освободительного
комитета, должно было создать
плацдарм для захвата Кавказа, а потом,
по планам Гофмана и других фанатиков-крестоносцев,
— для «освобождения» всего
Советского Союза.
В
феврале 1926 года в квартире Гофмана в
Берлине состоялось заседание в еще
более расширенном составе. 30 человек,
в том числе и депутаты рейхстага,
заслушали Гофмана. Здесь же впервые
была высказана мысль «добиться
свержения правительства путем
выпуска фальшивых денег». Среди
приглашенных двое имели опыт в
подобного рода делах. Еще до революции
они развернули фальшивомонетный
промысел и вплотную познакомились с
юстицией «царя-батюшки». Карумидзе
был приговорен к смертной казни,
Садатирашвили — к 12 годам каторги.
Обоим удалось бежать и с невероятными
приключениями оказаться в Германии.
В
том же обществе было еще два
первостатейных преступника: 1. Капитан
третьего ранга Герман Эрхардт, люди
которого в 1919 году залили кровью
Берлин, Мюнхен и Брауншвейг. Это он был
одним из руководителей кап-повского
путча. Образованная им в 1920 году
организация «Консул» организовала
убийство Вальтера Ратенау, министра
иностранных дел Германии. С Эрхардтом
мы, кстати, встречались и в предыдущей
главе. 2. Д-р Ойген Вебер, в первую
мировую войну — капитан, в 1919 году
отличился при разгроме Баварской
советской республики. Сейчас, в 1926
году, он опекал Движение зарубежных
немцев. Политические концепции
находились в русле идей его «коллеги
по союзу» генерала Гофмана.
Следующую
встречу этих международных
преступников в Гааге в марте 1926 года
почтил своим присутствием и «серый
кардинал» этого сообщества — сэр
Генри Детердинг в сопровождении трех
ведущих управляющих «Ройал датч-Шелл».
Детердинг к этому времени установил
контакты со многими влиятельными
людьми во всех концах Европы. В начале
января 1926 года лондонская «Морнингпост»
познакомила своих читателей с
политическим кредо нефтяного короля:
«С большевизмом в России будет
покончено еще до конца этого года;
после этого Россия будет пользоваться
доверием во всем мире. Для каждого, кто
будет готов к сотрудничеству, она
откроет свои границы. Деньги, кредиты
и, что еще важнее, заказы рекой потекут
в Россию».
Через
три месяца после конференции в Гааге
последовала конференция в Лондоне.
Круг участников был расширен за счет
балтийских эмигрантов — фон Клейста и
фон Курселля, а также статс-секретаря
британского министерства иностранных
дел Локкера Лэмпсона. «Большевизм
должен быть уничтожен!» — такова
основная идея, звучавшая на этом
заседании. Здесь же была внесена
окончательная ясность в
подготовленное германо-английское
соглашение по военным и экономическим
вопросам об агрессии на Украину и
Кавказ и превращении этих регионов в
германский и британский протектораты.
Снова
и снова ораторы обосновывали «право»
на эту военную авантюру. Детердинг
повторил свое заявление, которое уже
неоднократно появлялось на страницах
правобуржуазных газет Англии, Франции
и Германии: 60 % нефтяных промыслов на
Кавказе — его собственность, и
добавил, что готов предоставить для
финансирования крестового похода
столько, сколько он получит на Кавказе
за 10 лет эксплуатации промыслов. Сумма
получалась очень большая — примерно 1
млрд. марок. Но все равно военное
предприятие стоило дороже. Были
названы и такие цели агрессии, как
обеспечение «защитной функции»,
стремление уберечь мир и Европу от «большевистской
экспансии». Последующие версии
ограничивались нейтрализацией «опасности
с Востока» и «борьбой со злом».
Что
в действительности стояло за «борьбой
за освобождение Грузии», можно видеть
хотя бы из повестки дня лондонской
конференции, которая лишь 4 февраля 1930
г. была предана гласности буржуазно-либеральной
газетой «Фоссише цайтунг», — англо-кавказские
переговоры, подготовка
договоренностей с представителями
владельцев кавказской нефти;
предложение о том, чтобы в дальнейшем
согласовывать английские и
германские интересы на Украине;
возможности организации германских
военных поселений.
В
кулуарах конференции Шалва Карумидзе
проводил конфиденциальные переговоры
с ведущими представителями
британских предпринимателей и
финансистов, в том числе и с
Детердингом. Не кто иной, как сам
герцог Георг фон Лейхтенберг, потомок
Наполеона I, бывший полковник царской
армии, дал рекомендательные письма
профессиональному фальшивомонетчику.
В этих посланиях говорилось о «выдающемся
значении» планов Карумидзе, которые «имеют
в Германии широкую основу». Идея,
заключающаяся в том, чтобы
парализовать фальшивыми деньгами
экономику Советской России или во
всяком случае нанести ей
чувствительный ущерб, очевидно,
обсуждалась на конференции вне
официальной повестки дня. Во всяком
случае Детердинг 10 июня 1926 г. заявил
английским газетчикам о том, что
инфляция стоит на пороге Советского
Союза.
Из
повестки дня лондонской конференции
следовало, что с представителями
политически влиятельных сил в Турции,
Болгарии, Персии, Румынии, Польше,
Финляндии и Чехословакии с успехом
были проведены переговоры об их
участии в планируемой акции. В
правительственных кругах, между тем,
от этих планов дистанцировались, не
отказывая заговорщикам в моральной
поддержке организуемыми в прессе
время от времени антисоветскими
кампаниями. Уинстон Черчилль, бывший в
то время британским министром
финансов, 20 января 1927 г. выступил с
похвалой в адрес итальянского фашизма,
сказав, что, будь он итальянцем, он с
самого начала присоединился бы к
Муссолини, к «его борьбе и победе над
бестианской хищностью и дикостью
ленинизма». Когда Детердинг попытался
найти союзников и во Франции, где он
владел несколькими ежедневными
газетами, то потерпел фиаско: интересы
Детердинга не совпадали с интересами
Франции. Кавказская авантюра не
привлекла внимания и компании «Стандарт
ойл». Детердинг добился лишь
официального признания со стороны
администрации США Комитета за
освобождение Кавказа. О финансовой
поддержке не было и речи.
В
Англии в переговорах с правительством
о своих планах сэру Генри Детердингу
повезло больше. Сэр Уильям Джойнсон-Хикс,
британский министр внутренних дел и
личный друг сэра Генри, подписал 12 мая
1927 г. приказ о штурме и разграблении
пользующегося дипломатическим
иммунитетом советского торгового
представительства «Аркос». Под
предлогом, что в ходе этого
полицейского налета были обнаружены
документы, якобы подтверждающие
шпионскую деятельность этого
представительства, английское
консервативное правительство
разорвало дипломатические отношения
с Советской Россией. Журнал «Форин
афферс» сделал интересное наблюдение,
являющееся немаловажным для оценки
этого маневра: «То, что выдворенными
агентами «Аркоса» оказались как раз
те, кто занимается продажей нефти,
оставляет впечатление об очень тесном
совпадении защиты общих частных
интересов с защитой неких нефтяных
интересов». Спустя пять месяцев, 7
октября 1927 г., сэр Генри сможет
записать на свой счет частичный успех
антисоветской пропаганды во Франции:
советский посол высылается из страны,
хотя до разрыва дипломатических
отношений, на который надеялся
Детердинг, дело не дошло.
Акция «червонцы» набирает обороты
После
окончания интервенции и гражданской
войны Советский Союз принял первые
меры по стабилизации разрушенной
валютной системы: червонец был шагом к
новому стабильному рублю. Один
червонец равнялся 10 рублям (с 1924 г. —
21,60 рейхсмарки). Эти банкноты с 25-процентным
золотым покрытием выпускались
достоинством в 1, 2, 3, 5, 10 и 25 червонцев.
Наряду с этим с 1924 года в обращении
находились казначейские билеты в 1 и 3
золотых рубля, которые в Советской
России должны были приниматься по
нарицательной стоимости, в
международных расчетах — по
официальному курсу золотого рубля.
Кроме того, в 20-е годы циркулировали
банкноты в 3 и 5 рублей (с 1924 и 1925 гг.
соответственно), а также серебряные
монеты достоинством в 1 рубль (с 1921 г.).
Грузинско-германская
банда фальшивомонетчиков (Карумидзе,
Садатирашвили, Вебер и Белл) со своими
закадровыми фигурами и агентами
специализировалась на выпуске тех
советских банкнот, которые при
относительно высокой стоимости чаще
других встречались в денежном обороте:
в 1, 2 и 10 червонцев. Банкнота в 1
червонец облегчала труд по ее
подделке, так как она печаталась
только с одной стороны.
Разворачивая
свое производство, фальшивомонетчики
торопились, к тому же они, вероятно, не
рассчитывали на то, что среди русских,
грузин и украинцев найдутся люди,
способные отличить настоящие деньги
от фальшивых. Имитация рисунка была
прекрасной, но качество бумаги
явственно отличалось от оригинала.
Бумага, 10 тыс. заготовок с
необходимыми водяными знаками,
поступала с одной баварской фабрики.
В
мюнхенской типографии Иоганна
Шнайдера осенью 1926 года появилось 15
тыс. фальшивых банкнот. Примерно 12 тыс.
их было отправлено в Советскую Россию.
База
изготовителей фальшивых денег
находилась в Берлине, Цигелынтрассе,
24, на квартире бывшего царского
офицера Трапезникова, который
содержал низкопробное питейное
заведение. Из Берлина фальшивки
доставлялись в Данциг, где
дислоцировался белогвардейский Союз
офицеров армии и флота. Во главе этого
союза стояли экс-генералы Лебедев и
Глазенапп. Последний был близок к
эмигрировавшему претенденту на
русский престол великому князю
Кириллу.
В
начале 1927 года центр
фальшивомонетчиков переносится из
Мюнхена во Франкфурт-на-Майне.
Типографию здесь предоставляет Карл
Беле, фанатичный национал-социалист,
владеющий помимо типографии и книжным
магазином. Садатирашвили также
вынужден попрощаться с Мюнхеном и со
своей невестой. «Молись, — говорит он
ей, — чтобы мне повезло, тогда у нас
будет свой дом». Грузин пока не
испытывал недостатка в
рекомендательных письмах самого
различного содержания, которые
позволили ему (вместе с Гофманом)
получить аудиенцию у У. Черчилля. С
деньгами дело обстояло иначе. Для
организации производства фальшивых
денег ему и Карумидзе было выделено 15
тыс. марок, скорее всего из фондов
Детердинга.
Во
Франкфурте предприятие было
поставлено на широкую ногу, но невеста
Садатирашвили молилась недостаточно
горячо.
У
комиссара Эриха Либерманна фон
Зонненберга, руководителя службы по
борьбе с фальшивомонетничеством
криминальной полиции Берлина, уже в
течение нескольких недель
накапливалась информация о появлении
в столичных банках поддельных русских
банкнот. В анонимных звонках
неоднократно назывался д-р Леонард
Беккер, ревностный сторонник Гитлера,
который, как выяснилось несколько
позже, выполнял функции дилера при
банде фальшивомонетчиков. За д-ром
Беккером было установлено наблюдение,
и в начале августа 1927 года он был
арестован в одном из берлинских
банков при попытке обменять фальшивые
червонцы на марки. Выяснилось, что д-р
Беккер был руководителем
технического бюро мюнхенской
машиностроительной фирмы «Маффей и
Шварцкопф», производящей локомотивы,
а в той же фирме служил некий Георг
Белл, уже известный полиции.
«Безупречное»
преступление, в которое были
вовлечены люди, занимавшие высокие
государственные посты (например,
министр иностранных дел Штреземанн),
потерпело крах в том звене, которое
осталось вне поля зрения
международных аферистов. Прусская
криминальная полиция, не посвященная
в происходящее, не позволила с собой
шутить. Дело стали раскручивать, вышли
на след Садатиращвили, но в его
мюнхенской квартире обнаружили
только Карумидзе, за которым на тот
момент ничего не числилось. Карумидзе
тут же забил тревогу, пытаясь
предупредить своих «коллег». Но было
поздно. 11 августа полиция ворвалась в
типографию Беле во Франкфурте.
Садатирашвили был арестован — из
портфеля, который он держал в руках,
были изъяты шесть типографских
пластин. Эта акция, срежиссированная
комиссаром Либерманном фон
Зонненбергом, дала в руки
криминальной полиции 120 тыс.
полуфабрикатов банкнот червонцев и
бумагу, из которой можно было бы
изготовить еще 1,2 млн. банкнот.
Ротмистр Шиллер
В
мае 1928 года в берлинском отеле «Эксельсиор»
была проведена тайная встреча, в
которой участвовали Арвид фон Сивере,
отпрыск балтийского дворянского рода,
бывший офицер царской армии; генерал
Петер фон Глазенапп, влиятельный
представитель германских
промышленников и финансистов, а также
оставшийся неизвестным британский
генерал. Георгий Польский в вышедшей в
1982 году книге «Рыцари фальшивых
банкнот» пишет, что есть основания
предполагать, что этот генерал,
знакомый Глазенаппа по армии Юденича,
действовал по заданию У. Черчилля. На
повестке дня стояли вопросы оживления
и стимулирования всех видов
антисоветской деятельности, будущей
программы Союза офицеров армии и
флота.
Вернувшись
в Данциг, Глазенапп собирает
руководство этого союза и ставит
перед его членами совершенно четкие
задачи: шпионаж, диверсии, активизация
нелегальной деятельности... Среди «делегатов»
был и ротмистр Альберт Шиллер,
происходивший из разбогатевшей
литовской крестьянской семьи, который
благодаря хладнокровию, храбрости и
быстрой реакции из серошинельного
солдатика дослужился до штабс-фельдфебеля.
Когда вспыхнула февральская
революция, солдат с четырьмя
Георгиями на груди становится
офицером.' Штабс-ротмистром Глазенапп
сделал Шиллера позже, когда тот в 1922
году вошел в офицерский союз.
Задания,
которые Шиллер получил от Глазенаппа,
превращали его в центральную фигуру
при доставке фальшивых денег в
Советский Союз. Глазенапп, конечно,
знал о бесславном конце франкфуртской
фабрики по изготовлению денег, но был
уверен, что его друзья найдут способы
возобновления производства. Пока в
его распоряжении было 12 тыс. червонцев,
и привести их в движение должен был
адъютант генерала — Альберт Шиллер.
В
сентябре 1928 года с помощью банды
профессионалов, специализирующихся
на переброске людей через границу
между Литвой и Советским Союзом,
Шиллер отправляется на «рекогносцировку
местности», прихватив с собой пару
сотен банкнот, с тем чтобы передать их
«нужному» человеку, а заодно
осторожно осведомиться о житье-бытье
некоторых товарищей по полку.
Ротмистр удачлив, он не привлекает к
себе внимания, завязывает первые
контакты и через неделю возвращается
в Данциг.
Глазенапп
с удовлетворением выслушивает отчет
своего адъютанта. Он доволен. У него
были определенные расхождения с
группой Карумидзе. Для Глазенаппа
главное — Россия, а не Кавказ или
Украина. Георг Белл тем временем
отправился в Трапезунд. Там
действовавший в общих германо-английских
интересах двойной шпион (он был для
этого самой подходящей кандидатурой:
его отец был немцем, мать —
англичанкой) должен был установить
контакты с кавказскими
националистами и готовить заговор. К
тому моменту, когда немецкие войска
будут готовы к вторжению, заговорщики
должны были инсценировать
вооруженное восстание против
Советской власти. Через несколько
дней туда же за Беллом последовала
группа инженеров и техников. Это были
офицеры рейхсвера.
Между
тем крупные суммы фальшивых денег
поступили к этому времени из Парижа,
где старые знакомые еще по прежним
временам без лишнего шума
организовали соответствующее
производство. Это были Мясоедов,
бывший вице-губернатор Сувалок (теперь
город в Северо-Восточной Польше),
Симанович, бывший личный секретарь
Распутина, а также белогвардейцы
Эристов и Литвинов.
В
конце октября Альберт Шиллер
предпринимает вторую вылазку «на
территорию противника». Этому
предшествовал подробный инструктаж,
полученный в рейхсвере, генштабе
латвийской армии (работавшем на
французскую разведку), а также некоего
Судакова, подвизавшегося в английском
посольстве в Латвии.
В
Ленинграде Шиллеру удается разыскать
старого знакомого, бывшего драгуна-прапорщика
Алексея Гайера. Тот находится в
глубокой депрессии. В бедно
обставленной «меблированной» комнате
изобильно представлены лишь пустые
водочные бутылки. Старый фронтовой
друг умоляет своего нежданного гостя
вызволить его отсюда, помочь
перебраться в Германию. «Эта жизнь не
для меня, — говорит Гайер, — что у меня
есть? Грязная работа на кожевенной
фабрике. Денег с трудом хватает, чтобы
залить свои горести». Шиллер вручает
отчаявшемуся приятелю пачку
фальшивых денег, обещает организовать
его побег в Германию, но за это требует
забыть о водке и принять участие в его
предприятии.
Гайер
держит свое слово. Прежде всего он
сводит Шиллера с его бывшими
однополчанами: штабс-ротмистром
Николаем Федотовым и неким
Карштановым. Федотов, работающий на
судоверфи, как и Гайер, недоволен
своей жизнью и сразу заявляет о
готовности к шпионской деятельности
на верфи в обмен на оказание помощи
при побеге в Германию.
Федотов
добровольно обязуется распространять
фальшивые деньги. Но уже после первой
попытки расплатиться в магазине
фальшивыми купюрами он с большим
трудом уходит от погони.
Федотов
был уже готов взять слово, данное
Шиллеру, назад, но ему приходит в
голову «спасительная» мысль
действовать через третьих лиц,
поручить опасное дело другим. Он
покупает билет на поезд и
отправляется в сторону Мурманска, на
станцию Сванка, где было всего сотни
две жителей. Там жил его дальний
родственник Биткин. Богом забытое
место представлялось идеальным
тайником для горячих опасных денег.
Биткин
жил в собственном деревянном доме,
который, как и его хозяин, знавал и
лучшие времена. Сейчас Биткин коротал
дни в качестве церковного старосты,
пробавляясь мелкой спекуляцией.
Когда
Биткин открывает дверь и видит на
пороге Федотова, родственники
встречаются натужно-радостно. Оба в
общем-то никогда не питали друг к
другу теплых чувств. Ротмистр быстро
переходит к делу. Он вручает Биткину
туго перевязанную шпагатом коробку из-под
обуви фабрики «Скороход» и
наслаждается испугом хозяина, когда
тот открывает коробку. Она заполнена
червонцами. «Возьми себе пару этих
бумажек, а коробку зарой у себя в
подполе», — командует Федотов. Сбитый
с толку хозяин вскакивает, шаркает
валенками, пытаясь щелкнуть каблуками:
«Так точно, господин ротмистр!» «Что
бы ни случилось, — строго
предупреждает его гость, — обо мне ни
слова!»
Федотов
следующим поездом возвращается в
Ленинград с чувством, что все улажено
и все треволнения позади. С легким
сердцем он докладывает Гайеру, что
поручение выполнено и деньги без
всяких затруднений пущены в обращение.
Добросовестный связист
Когда
почтовый служащий Сепалов ранним
ноябрьским утром 1928 года приступил к
своим обязанностям на станции Сванка,
он и не догадывался, что всего через
пару недель его имя обойдет все газеты,
а его самого для вручения награды
пригласят в Москву.
Это
был самый обычный день. Сепалов
натопил печку, поставил самовар и
прочитал сообщения, поступившие за
ночь. На затерянной станции любая
весть из центра была интересна.
Новостей было немного. Неоднократно
звучали предупреждения о появлении
фальшивых денег и о том, чтобы
служащие банков и почтовых отделений
повысили бдительность.
Ближе
к обеду появился первый в этот день
посетитель — гражданин Биткин.
Неспешно обсудив с Сепаловым погоду и
нехитрые местные новости, он
оформляет денежный перевод на 30
рублей в адрес государственного
страхового общества. Это страховка
строений, принадлежащих церкви.
Биткин расплачивается тремя купюрами.
Сепалов выписывает квитанцию. Биткин
прощается и уходит.
Сепалов
кладет червонцы в кассу, что-то его
останавливает, и он снова берет деньги
в руки. Купюры совсем новые, но почему-то
на ощупь кажутся ему слишком мягкими.
Новые деньги не такие. Они жестче, а
эти совсем не хрустят. Сепалов
забирает червонцы, закрывает почту и
отправляется в филиал банка, который
имеется здесь же, в Сванке. Там
банкноты подвергаются проверке.
Выглядят они совершенно нормально, а
вот с бумагой что-то не так. Гражданин
Сепалов совершенно прав.
Банкноты
отправляются в Ленинград на
экспертизу. Оттуда телеграфом
запрашивают, кто предложил эти
банкноты.
Камень
покатился. Из Ленинграда прибыли
сотрудники ОГПУ, Биткин арестован, при
обыске в его доме обнаружена картонка
с деньгами.
Ленинградскому
следователю Биткин рассказывает все,
не называя сначала имени своего
посетителя. «Господин иностранец» еще
интересовался настроениями, нет ли
противников советской власти. Что он,
Биткин, мог ему сказать, он из своего
угла и не вылезает. Но очень скоро
личность Федотова устанавливается. В
доме Биткина найдена фотография
ротмистра со всеми регалиями. Биткин
называет имя своего родственника.
События ускоряются. Аресты Федотова и
Карштанова следуют незамедлительно.
Пренебрежительное
отношение Шиллера к властям дорого
ему обходится. «Мастер» шпионажа
оказывается за решеткой. Точку в его
карьере ставит обыкновенная проверка
документов. 16 ноября 1928 г. два
милиционера останавливают человека,
назвавшегося Александром Карловичем
Гринбергом, у которого не оказывается
документов. При обыске у него
обнаруживают заряженный револьвер и
222 червонца. Шиллер так и не успел
выполнить до конца инструкций и
обеспечить себя документами, удобный
случай все не подворачивался. На
следствии он дал показания, что должен
был убить кого-нибудь и завладеть его
документами. На все вопросы Шиллер дал
исчерпывающие ответы. Фальшивые
червонцы ему передал в Берлине
Гаральд Сиверт, бывший царский офицер.
Он должен был также собирать
информацию об экономическом
положении Советского Союза, о
состоянии Красной Армии, о
настроениях населения, создавать
контрреволюционные группы и
инсценировать восстания в РСФСР и на
Украине. Ротмистр Альберт Шиллер в
январе 1929 года был приговорен к смерти
и казнен.
Именем народа
В
это время в Германии происходили
странные вещи. Еще в сентябре 1927 года
комиссар Либерманн фон Зонненберг
получил из высших инстанций письмо с
благодарностью за добросовестную
службу. Одновременно он отстранялся
от ведения дела, связанного с
фальшивыми червонцами, под тем
предлогом, что создано отдельное
подразделение, специально
занимающееся его расследованием.
Руководили этим подразделением в
качестве следователя земельный
судебный советник Крюгер и прокурор
Васмунд. Это были, по отзыву их клиента,
подследственного д-ра Ойгена Вебера, «проверенные
национальные кадры».
Георг
Белл, уже имевший неприятности с
правоохранительными органами в связи
со шпионажем, в мае 1928 ; года был
арестован, но, несмотря на объемное
досье, которое было на него заведено в
полиции, уже через два месяца вновь
оказался на свободе.
Когда
Советское правительство запросило
доступ к следственным материалам,
бумаги «затерялись» по дороге из
Мюнхена. Они оказались в распоряжении
клики изготовителей фальшивых денег.
Последние изготовили фотокопии
материалов, которые были
предоставлены основным действующим
лицам аферы: Детердингу, Нобелям и
другим. Соответствующие разоблачения,
опубликованные газетой «Роте фане»,
вынудили прусского министра юстиции
заставить Васмунда за четыре дня до
начала процесса по делу о подделке
червонцев подать преждевременно в
отставку «по состоянию здоровья».
Но
игра еще не была закончена. Адвокат
обвиняемых откровенно угрожал, что «при
прениях сторон могут всплыть такие
детали, которые представят
министерство иностранных дел в
невыгодном свете...
Так, Белл утверждает, что действия,
которые ему ставятся в вину, он
предпринимал с ведома министерства
иностранных дел. Есть в деле показания,
в которых прямо упоминается участие в
афере молодого Штреземанна». «Молодой
Штреземанн» — это сын министра
иностранных дел, того самого, который
знал об истории с червонцами, точно
так же, как и три года назад он знал о
подготовке «акции Виндишгреца».
Назревал небывалый скандал, волны
которого захлестнули бы и высокие
правительственные кабинеты. И вот 27
июля 1928 г. земельный уголовный суд в
Берлине принял решение закрыть дело и
освободить обвиняемых.
Наркоминдел
Советского Союза Максим Литвинов
выступил с энергичным протестом. Уйти
от осложнений не удавалось. Левые силы
в Германии и в других
капиталистических странах заставляли
считаться с собой. Разоблачения,
которые появлялись в левой прессе,
вызывали в народе опасные для
правящих кругов настроения. Судебное
разбирательство стало неизбежным.
6
января 1929 г. процесс начался. Он с
самого начала превратился в фарс.
Карумидзе, сияя, следил за всем
происходящим, присутствуя на
ежедневных «завтраках с прессой» в
Швейцарии.
8
февраля судебная комедия, действие
которой больше напоминало оперетту
или мюзикл, закончилась. В решении
суда говорилось, что обвиняемые
действовали не в своих корыстных
эгоистических интересах, их
национальное рвение было направлено
на обеспечение «общего блага», что не
может быть поставлено им в вину. Все
обвиняемые были освобождены.
Влиятельные
круги немецких промышленников и
финансистов тоже высказывались
против этого откровенно
антисоветского приговора. К этому
времени уже наступила «черная пятница».
25 октября 1929 г. пробил час мирового
экономического кризиса.
Антисоветская пропаганда, на которую
власти до поры до времени взирали
благосклонно, теперь становилась
экономически невыгодной. Советский
рынок мог бы быть спасением для многих
предприятий.
В
конце концов стало преобладать мнение,
в соответствии с которым репутация
цивилизованной нации стоит некоторых
жертв. Под давлением немецкой
общественности и соответствующих
демаршей со стороны Советского Союза
летом 1930 года началось слушание дела в
апелляционной инстанции, которое
стало не чем иным, как вторым
действием того же фарса. Карумидзе был
осужден, он получил два года и четыре
месяца тюрьмы, что доставило ему
редкое удовольствие, так как он по-прежнему
находился в швейцарском убежище.
Садатирашвили тоже с улыбкой выслушал
приговор: два года тюрьмы. Именно этот
срок он уже отбыл под следствием,
теперь он был свободен. Белл и Шмидт
отделались денежными штрафами не из
своего кармана.
Карумидзе
и Садатирашвили после прихода к
власти клики Гитлера были встречены в
Германии с распростертыми объятиями.
Георгу Беллу повезло меньше. Англо-германский
двойной агент стал опасен для
определенных кругов Германии. Он мог
знать больше, чем следовало, о поджоге
рейхстага 27 февраля 1933 г. 5 апреля 1933 г.
в его квартиру в Куфштейне (Тироль)
постучали два агента службы
безопасности. Газеты сообщили о его
самоубийстве.
|
