|
Максим
дю Камп, парижский публицист, в 1869 году
предложил респектабельному журналу «Ревю
де дё монд» свое сочинение, которое,
как он надеялся, в случае публикации
не останется незамеченным. Речь шла об
одном скандале с фальшивыми деньгами,
имевшем место 37 лет назад.
Цензура
во времена Второй империи была очень
жесткой, и журнал не смог выступить
против привилегий, которые были
сметены восставшим народом без малого
100 лет назад. Революционный порыв под
знаменем «Свобода, равенство,
братство!» иссяк, давно уступив другим
идеалам. Буржуазия поделила власть с
дворянством.
Максим
дю Камп приложил к своему
исследованию документы, в которых
поименно были названы члены банды
фальшивомонетчиков, в чьих жилах
текла голубая кровь. Их вина была
доказана во всех деталях. Но
результаты исследования дю Кампа были
изложены на страницах журнала
следующим образом:
«В
1832 году в одном из пунктов обмена
валюты была предъявлена к обмену
связка 12 фальшивых банкнот по 1 тыс.
франков каждая. То, что банкноты
фальшивы, было установлено, о чем
власти были поставлены в известность.
Расследование, проводившееся за
закрытыми дверями, пришло к выводу о
неизбежности нарастания затруднений,
которые будут непреодолимы, если
пытаться довести следствие до конца.
Банкноты были изготовлены за
пределами Франции при самом
деятельном участии некоего герцога и
маршала, поддерживавшего тесные связи
с изгнанным из своей страны монархом.
В этом незаконном предприятии ему
помогал бывший директор одного из
отелей королевства. Главную роль в
сбыте ассигнаций в Париже играл
маркиз и фельдмаршал, владельцем был
принц, отпрыск семьи, правившей когда-то
в Восточной Европе. Вся эта
невероятная история в сентябре 1832
года была приостановлена тайной
полицией, когда был допрошен один из
обвиняемых, некий Колет».
Кто
имелся в виду в этой полной намеков
заметке, мы не знаем. Не известна и
судьба именитых инициаторов этой
аферы. Суд? Тюрьма? Конечно, нет.
Почти
через 100 лет, до «круглого юбилея»
недоставало семи лет, в центре аферы с
фальшивыми деньгами снова оказался
представитель высшей знати (при этом
приходится абстрагироваться от тех
скандалов, которые удалось утаить от
внимания общественности). С тех пор
многое изменилось. Революционное
пламя России разбудило и другие
народы. Гогенцоллерны были вынуждены
распрощаться со своей ролью, «целиком
служившей интересам народа». За ними
последовали и Габсбурги, чья
сдвоенная Австро-Венгерская монархия
прекратила свое существование с
провозглашением 3 ноября 1918 г.
Австрийской Республики. В Венгрии же
власти Габсбургов пришел конец лишь 6
ноября 1921 г., когда попытка переворота,
предпринятая Карлом IV при поддержке
партии христианско-национального
объединения (так называемых
легитимистов), была жестоко подавлена
войсками хортистского режима.
Но
борьба крупнейших земельных
собственников за восстановление
монархии продолжалась и после смерти
бывшего короля Карла, последовавшей в
1922 году. Венгрия в это время была
аграрной страной, сильно отягощенной
феодальными реликтами. В руках
промонар-хически настроенных крупных
земельных собственников находились
основные рычаги государственной
власти. В том же фарватере двигался и
пришедший к власти в марте 1920 года
палач Венгерской советской
республики (март—август 1919 г.) контр-адмирал
Миклош Хорти, называвший себя «наместником
империи» и, несмотря на подавление
путча экс-короля Карла, всегда
считавшийся сторонником монархии.
После
заключения в Трианоне в июне 1920 года
мира со странами Антанты Венгрия
располагала лишь 32 % своей «имперской»
территории и 42 % прежнего числа
жителей. В Трианоне было
зафиксировано отделение от Венгрии
тех территорий, большинство населения
которых составляли представители
невенгерских национальностей.
Ответом
на Трианонский мир была волна
реваншизма. Знать и крупная буржуазия
открыто требовали «смыть позор
Трианона», восстановить монархию и
реставрировать в прежних границах «тысячелетнюю
империю Стефана». Премьер-министр
граф Телеки и его преемник граф Бетлен
владели землей на тех территориях,
которые отошли от Венгрии, и
принадлежали к числу тех, кого мир в
Трианоне задел лично и кто занимал
ключевые посты в хортистском режиме.
Возникла целая гроздь тайных обществ
и союзов, целью которых был пересмотр
Трианонского мира и восстановление
монархии. К их лидерам относились все
те же Телеки и Бетлен. Заряд ненависти,
которую питало военное и
экономическое бессилие, направлялся в
первую очередь против Франции, в
которой виделась основная виновница
обрушившихся бед.
Именно
в этой ситуации разразился
грандиозный скандал вокруг подделки
банкнот, который в свое время
взволновал мировую общественность. В
эпицентре этого скандала находился
отпрыск известного австро-венгерского
княжеского рода.
Людвиг Альбрехт фон Виндишгрец
«У
человека может быть любой характер.
Главное — чтобы был характер! Не
обязательно выть вместе с волками!
Необходимы убеждения! Убеждения
необходимы!»
Этими
словами 38-летний автор завершил книгу
своих ранних мемуаров под названием «От
красного принца к черному», изданную в
Берлине в 1920 году. Впереди у автора —
принца Людвига Альбрехта фон
Виндишгреца — была долгая,
переменчивая жизнь.
Что
дало основание представителю
старинного знатного рода именовать
себя бывшим когда-то «красным принцем»,
остается для читателей его книги
неясным. Очевидно, «красным» он считал
все, что относилось к низшему миру.
Именно в нем автор мемуаров и вращался,
хотя надо признать, весьма недолгое
время.
«Черный
принц» способен даже вызвать симпатию.
По крайней мере об этом
свидетельствует его фотография, на
которой он запечатлен в начале 20-х
годов. Стройный мужчина среднего
роста, приближающийся к сорока,
высокий лоб и немного мечтательные
глаза. Но мечтателем принц Людвиг не
был наверняка. Нельзя его упрекнуть и
в недостатке убеждений, которые
строились, однако, на утопических
представлениях о своем времени. Принц
пытался остановить ход часов истории.
Для того, чтобы поднять
опрокинутый трон, принц Людвиг фон
Виндишгрец был готов на все. Монархия
была его миром, миром его рода,
имевшего многовековую историю, миром,
который стоял на краю пропасти. Если
оценивать принца с таких позиций, то
он был самым порядочным, во всяком
случае «идейным» участником аферы. Ее
«режиссеры» использовали принца как
подходящее орудие. Принц же всегда
действовал во имя восстановления
монархии, превратившись, деградируя,
из «черного принца» в «черного Петера»
(персонаж карточной игры, синоним
проигрыша. — Прим. пер.).
Род
Виндишгрецов древний. Его
представители всегда занимали
верхние ступеньки на феодальной
иерархической лестнице. Во времена
Австро-Венгерской монархии они были
крупнейшими земельными
собственниками и влиятельнейшими
военными. Особенно известным был
герцог Альфред фон Виндишгрец,
фельдмаршал в освободительной войне
против Наполеона. Он же в 1848—1849 годах
был во главе венгерских войск, кроваво
подавивших революционные выступления
в Вене, Праге и Будапеште.
Через
три поколения имя Виндишгрец снова на
слуху. Правда, известность Людвига
была иного свойства. 4 января 1926 г. в
Будапеште 43-летний принц
задерживается полицией.
Людвиг
стал несчастьем своей семьи задолго
до этих дней. Еще во времена монархии
ему наскучили консервативные, жесткие
границы великосветской жизни. Молодым
лейтенантом-артиллеристом он
отправился в Порт-Артур, где «стажировался»
в правилах ведения осады, потом
путешествовал по Дальнему Востоку,
попал в плен к японцам, пробился в
Америку, где вплотную познакомился с
жизнью преступников и проституток,
побывал и за тюремными решетками.
Следующей остановкой на его жизненном
маршруте оказалась Африка, где он
охотился на львов.
В
конце концов безденежье заставило его
вернуться домой, в Будапешт. Знатная
семья приготовила своему «блудному
сыну» отнюдь не праздничный прием,
отказав в какой бы то ни было
финансовой поддержке. Но выяснилось,
что Людвиг приобрел в своих скитаниях
опыт бизнесмена. Он стал «осваивать»
свои земли, и прежде всего
виноградники, дававшие золотистое
токайское вино. Виноградники стали
основой учрежденного принцем
акционерного общества, которое
принесло ему значительный денежный
куш. Это явилось решающим аргументом
для того, чтобы было забыто
сомнительное прошлое Людвига. Более
того, славного продолжателя древнего
рода сочли достойным портфеля
министра, который он получил во время
первой мировой войны. Для человека,
обучавшегося деловой хватке в Америке,
это был самый подходящий пост. Здесь
он широко развернулся, проворачивая
от лица государства масштабные
спекуляции. Только продажа голодным
соотечественникам картофельных
очисток вместо пшеничной муки
принесла государственному мужу 4 млн.
крон. С тех пор в народе его называли «картофельным
принцем». Но это не было признано
преступлением, к тому же Людвиг
энергично оспаривал выдвигаемые
против него обвинения. Преступить
закон принцу довелось при совсем иных
обстоятельствах.
С
занявшим трон в 1916 году императором
Карлом I (он же король Венгрии Карл IV)
принца связывала тесная дружба. Когда
в апреле 1922 года отлученный от власти
и окончательно лишенный надежд
возвратить ее Карл умирает, принц
Людвиг оказывается в числе тех, на
кого Габсбурги могли рассчитывать в
первую очередь.
Фактически
правившая в стране каста земельной
аристократии не испытывала
недостатка в финансовых средствах,
чтобы через свои официальные и
неофициальные партии и союзы влиять
на политику диктатора Хорти. Однако
этих средств было явно недостаточно
для того, чтобы организовать движение
на ранее принадлежавших Венгрии
территориях под знаменем «габсбургской
контрреволюции».
Уже
в 1920—1921 годах Виндишгрец получил кое-какой
опыт в делах с фальшивыми банкнотами,
вряд ли принесший ему удовлетворение.
Речь шла о чешских банкнотах. При
попытке пустить свою продукцию в
обращение сначала был арестован его
соучастник, Юлиус Мешарош, а потом и
сам принц. Арест помешал ему принять
участие в попытке переворота,
предпринятой в октябре 1921 года его
другом и королем.
Вскоре
после этого Людвиг знакомится со
своим собратом по монархическим
убеждениям, президентом венгерских
сберегательных касс Габриэлем
Бароссом, а также с человеком, ставшим
душой преступного предприятия, —
Артуром Шультце. Этот человек,
родившийся в Прибалтике, был
космополитом в самом худшем смысле
слова. За прожженным авантюристом
числился впечатляющий список грехов.
Однако ему всегда удавалось в самый
последний момент скрыться от полиции.
В свое время Шультце в качестве
высокопоставленного чиновника «монетного
ведомства» принадлежал к высшему
обществу Санкт-Петербурга. Еще до
начала первой мировой войны
посвященный во все тайны производства
русских банкнот Шультце находился в
Австрии. В его багаже оказались
пластины, с которых печатались
русские банкноты. Вскоре, в самый
канун войны, Россию наводнили
фальшивые купюры в 10, 25, 50 и 100 рублей.
Распознать подделку могли только
эксперты и лишь по бумаге, на которой
были отпечатаны деньги. «Почерк»
Шультце не был разгадан.
В
один из вечеров в доме Баросса Шультце
дает понять, что в Германии при
поддержке влиятельных сил уже начато
изготовление фальшивых французских
банкнот. Франция, как нам уже известно,
рассматривалась как основная
виновница диктата, следуя которому
Германия и Венгрия вынужденно
подписали унизительные условия
мирных договоров. Это был их общий
враг. Через несколько дней
участниками очередных бесед
оказываются глава политической
полиции Надосси, военный министр граф
Чаки, премьер-министр граф Телеки, а
также директор Военно-географического
института Ладислав Герё. Господа
пришли к единому мнению и поручили
принцу Людвигу фон Виндишгрецу
организовать аферу с фальшивыми
деньгами. Соответствующие
правительственные инстанции по
неофициальным каналам ставятся в
известность, и принц отправляется в
Германию «перенимать опыт».
В
Германии благодаря протекции Шультце
принц знакомится с рядом
высокопоставленных лиц. Среди них
принц Карл фон Левенштейн,
управляющий берлинского
Национального клуба — объединения
крупных промышленников, земельных
собственников и банкиров, где можно
встретить и громкие
аристократические фамилии, и имена
известных политиков. Все они
преследуют реваншистские цели,
которые перекликаются с целями
зарождающегося нацистского движения.
Среди членов клуба и полковник Макс
Бауэр, и капитан третьего ранга Гер-манн
Эрхардт — две особенно мрачные фигуры
крайней реакции. Бауэр, так же как и
Эрхардт, был на первых ролях среди
руководителей капповского путча (1920 г.).
«Штурмовая бригада» Эрхардта
известна тем, что подавила
пролетарские выступления в Берлине и
Баварии в 1918—1919 годах, компенсировав
тем самым горечь поражения в первой
мировой войне.
Господа
из Национального клуба быстро нашли
общий язык с Виндишгрецем. Последний
узнает, что вблизи Кельна уже
образована типография для
изготовления' фальшивых франков,
которой распоряжается Бауэр.
Продукция, правда, еще не производится.
Есть еще не решенные проблемы. «Национальное
движение» в последнее время получило
несколько тяжелых ударов, «красная
реакция» еще слишком сильна, хотя в
высших эшелонах власти можно
рассчитывать на поддержку, друзья не
стали бы противодействовать
экономическому саботажу,
направленному против Франции. Для
размещения подобного предприятия
больше подходит Венгрия; чрезвычайное
положение в стране, жесткая рука «наместника
империи» и его правительства
гарантируют успех предприятия скорее
всего именно в Венгрии.
Принц
Людвиг согласен, хотя, когда раздаются
комплименты в адрес «наместника
империи», его лицо на какой-то момент
застывает в гримасе. Ему явно не
нравится скользкий предатель, который
даже не умеет правильно говорить по-венгерски.
Немцев это, конечно, не касается.
Людвига объединяют с ними только
общий враг — Франция — и совместная
борьба с левыми, больше ничего.
В
начале 1923 года принц Людвиг посещает
типографию под Кельном, где
изготовляются фальшивые деньги. Там
ему предъявляются типографские
пластины и пробные экземпляры
изготовленных франков. Бауэр
определяет качество печати как
отличное, с бумагой остаются
некоторые сложности. На Виндишгреца
предприятие, кажется, произвело
впечатление, и он согласен с тем, что
машины и типографские пластины
переправятся в Будапешт, как только
будут улажены все формальности.
7
марта 1923 г. принц Людвиг возвращается
в Будапешт, где сразу же связывается с
графом Телеки. Тот, в свою очередь,
информирует премьер-министра графа
Бетлена о планах Виндишгреца. Решено
разместить типографию в двухэтажном
здании Военно-географического
института на улице Ретек. Главой
предприятия Бетлен назначает
верховного полицейского страны
Эммериха Надосси. Собственно
производством заведует майор
Ладислав Герё. В первую очередь
намечено отпечатать 40 тыс. банкнот по 1
тыс. французских франков каждая.
Конечно, Бетлен не мог не поставить
немедленно в известность и самого «наместника»,
его согласие было сформулировано так:
«Я ничего не слышал».
В
апреле 1923 года в Будапешт прибыли
машины и типографские пластины в
сопровождении Артура Шульуце и двух
экспертов.
К
началу 1925 года готовы первые
тысячефранковые банкноты. Юлиус фон
Мешарош, человек, уже однажды
обжегшийся на чешских банкнотах,
приступил к выполнению задания:
проверить фальшивые деньги за рубежом.
Епископ Задравец выражает готовность
предоставить свою виллу для хранения
«готовой продукции». Сбыт денег
контролирует президент почтовой
сберегательной кассы Барош. Он
контактирует с директором
Национального банка Хорватом, с тем
чтобы проверить качество банкнот.
Результат уничтожающий: деньги из-за
плохого качества использованной
бумаги легко отличить от подлинных,
сбыт их во Франции невозможен.
Необходима сеть агентов по сбыту
фальшивых денег за пределами Франции.
За выполнение этой задачи
берется полковник генерального штаба
Аристид Янкович фон Есцениц, личный
друг «наместника». Он должен был под
защитой дипломатического паспорта
доставить фальшивые деньги за рубеж и
там организовать их сбыт. В конце
декабря 1925 года полковник
отправляется в Гаагу. Багаж Янковича,
состоящий из нескольких больших
чемоданов, был опечатан в
министерстве иностранных дел. Когда
ставящий печати чиновник спросил
Янковича, что же такое таинственное он
вывозит из страны, тот не без юмора
ответил: «Наверное, фальшивые деньги».
Янкович
должен был сдать декларированные как
«курьерская почта» фальшивые деньги в
венгерское посольство в Гааге. Что
заставило его отклониться от
намеченного маршрута, осталось
неизвестным. Во всяком случае
полковник генерального штаба едет
вместе с опасной «курьерской почтой»
не в Гаагу, а в Роттердам. Там он
встречается с двумя подчиненными ему
агентами и в их присутствии в номере
гостиницы вскрывает чемоданы. При
этом он незаметно перекладывает в
свой карман 4 тыс. франков. Жизнь за
границей дорога, и для того, чтобы и
здесь жить достойно, требуются деньги.
Скандал
На
следующий день после своего прибытия
в Роттердам полковник Янкович явился
в банк и протянул кассиру
тысячефранковую банкноту с просьбой
обменять франки на гульдены. Кассир
взял деньги, мельком взглянул на
купюру, извинился, сказав, что у него
кончились наличные, и попросил
минутку терпения. Но он так и не
вернулся. Внезапно рядом с
полковником выросли два неброско
одетых господина, которые вежливо, но
настойчиво рекомендовали ему не
навлекать на себя лишних
неприятностей и следовать с ними до
полицейского участка. Янкович,
побледнев, предъявляет свой
дипломатический паспорт. Однако это
не произвело на собеседников никакого
впечатления: все выяснится в участке.
В
полиции с господином полковником
обошлись уже вовсе невежливо: после
того, как в его бумажнике
обнаруживаются еще несколько
сомнительных купюр, ему приказывают
раздеться. Напрасно Янкович
протестует, угрожает политическими
осложнениями, апеллирует к
дипломатической неприкосновенности,
«не отмененной и в Нидерландах»,
заявляет, что фальшивые деньги он с
чистой совестью купил у голландца.
Ничего не помогает. Это самые
мучительные минуты в жизни Аристида
Янковича фон Есценица. Он снимает свои
офицерские брюки, остается
в шелковых дамских чулках с темно-синими
подвязками, под которыми спрятано еще
несколько купюр.
Тут
же выписывается ордер на обыск
гостиничного номера Янковича,
вскрывается «курьерская почта», и в
руки голландской полиции попадает 10
млн. фальшивых франков.
Венгерское
посольство узнало об инциденте в
Роттердаме еще до официального
обращения нидерландской полиции, по-видимому,
от одного из агентов Янковича, которым
последний продемонстрировал
содержимое чемоданов. Уже через
несколько часов известие доходит до
Будапешта. Виндишгрец негодует: «Непростительная
глупость менять деньги именно в банке!»
За несколько дней до этого в Гамбурге
оказался под арестом другой агент,
сделавший ту же глупость в
Копенгагене. Сейчас надо было спасать
то, что еще можно было спасти. В Военно-географическом
институте и на вилле епископа
Задравца деньги были сожжены.
В
последние дни декабря сотрудники
французской уголовной полиции
прибыли в Будапешт. Вскоре они «берут
след». Безуспешными остаются попытки
замешанного в афере министра
внутренних дел Венгрии графа Иштвана
Раковского убедить прессу, что деньги
изготовлены в большевистском
подполье и в деле, несомненно,
участвуют русские. Французское
посольство в Будапеште оказывается
более информированным.
В
первый день нового, 1926 года арестован
секретарь принца фон Виндишгреца
Дезидериус Раба. Через три дня по его
стопам отправляется и его шеф.
Мировая
печать с напряженным вниманием
следила за происходящим в Будапеште. «Форвертс»,
газета германской социал-демократии,
во вторник, 5 января 1926 г., сообщает: «В
понедельник в Будапеште в связи с
аферой с фальшивыми деньгами был
арестован принц Людвиг фон Виндишгрец,
бывший министр продовольствия
Венгрии. Аресту предшествовал
непростой разговор между «наместником
престола» Хорти и премьер-министром
Бетленом, причем Хорти противился
аресту Виндишгреца. Французские
сотрудники уголовной полиции, которые
уже в течение нескольких дней
находились в Будапеште, привели,
однако, настолько неопровержимые
доказательства участия Виндишгреца в
афере вокруг фальсификации банкнот,
что Хорти в конце концов дал согласие
на его арест.
Эти
события приобретают политическое
значение, они свидетельствуют о
начале открытой борьбы между партией
эрцгерцога Альбрехта и премьер-министром
Бетленом. Виндишгрец уже давно отошел
от легитимистов и перешел в лагерь «блюстителей
расы», в группу, которая готовила путч
эрцгерцога Альбрехта. В самом
правительстве к путчистам примыкали
министр образования Клебельсберг и
министр внутренних дел граф Раковский.
То же самое относится и к шефу полиции,
который в эти дни был отправлен в
отпуск, как и ко всему «двору
наместника» и самому Хорти. Между
прочим, утверждают, что эрцгерцог
Альбрехт уже обещал Хорти за отказ от
роли «наместника империи» титул князя
и крупное земельное владение».
«Форвертс»
была неплохо информирована, хотя она
не сообщила о том, что на самом деле
все ниточки этой аферы вели в Германию.
Может быть, это произошло из-за
оглядки на тех влиятельных политиков,
чьи позиции смыкались с Национальным
клубом. Есть некоторые указания и на
то, что министр иностранных дел Густав
Штреземанн знал о фабрике по
производству фальшивок под Кёльном.
Всего в
связи с разразившимся скандалом было
арестовано 45 человек. За решеткой в
конце концов оказался и шеф полиции
Надосси.
Прозрачная повязка на глазах Фемиды
Символ
законности и справедливости — дама по
имени Фемида — изображается всегда с
завязанными глазами и весами
справедливости в руках. Однако
повязка на ее глазах ко времени
процесса против Виндишгреца, Надосси
и компании, который начался в
Будапеште 7 мая 1926 г., оказалась
изрядно траченной молью. Во всяком
случае в истории цивилизованных
государств, к числу которых относила
себя и хортистская Венгрия, надо
поискать другой подобный судебный
процесс, на котором с самого начала
так попирались бы общепризнанные
нормы. Председателем суда был д-р Геза
Тёрёки, место которому — на скамье
подсудимых, так как он с первых шагов
был осведомлен об афере с фальшивыми
франками. Государственный обвинитель
д-р Штрахе был человеком того же круга.
Ему было поручено до начала процесса
согласовать с подсудимыми показания и
выстричь из протоколов
предварительного следствия все, что
может поставить правительство в
неловкое положение.
Неожиданно
трудности возникли с Дезидериусом
Рабой, секретарем принца, у которого
вдруг проявилось чувство
справедливости. Он был не согласен
отдуваться за то, что в определенной
степени происходило с ведома и при
активном участии самого
правительства. Адвокат Рабы д-р
Вильгельм Вашони, человек
либерального толка, в начале процесса
разворачивает в газетах кампанию
против правительства. Боевики одного
из подпольных реваншистских союзов
организуют на него нападение. Зверски
изувеченный, Вашони умирает, так и не
приступив к защите своего подопечного.
В
узком кругу «своих» людей граф Бетлен
говорит: «Я не стану предавать немцев
и оказывать Франции шпионские услуги.
Центр антифранцузского заговора
находится в Мюнхене, подделка франков
— это только одна из опор заговора».
Однако для официального ответа он
находит другие слова. Так, венгерское
агентство печати 7 января 1926 г.
распространяет его заявление, в
котором Бетлен считает подделку
франков преступлением и подчеркивает,
что всеми силами будет содействовать
расследованию аферы. Принимая это
решение, он руководствуется
исключительно защитой моральной
сплоченности своего народа. Он или
доведет расследование до конца, или
уйдет со своего поста.
Это
был ответ газете «Непсава» — органу
венгерской социал-демократии, которая
обвинила правительство в
коллективной ответственности за
аферу с фальшивыми деньгами и
потребовала его ухода в отставку.
Между тем присутствующие в зале суда
становятся свидетелями странных
событий.
Принц
Людвиг Альбрехт фон Виндишгрец и шеф
полиции Надосси представляются суду
как герои нации. Виндишгрец заявляет:
«Мне хорошо известно, что мои действия
вступали в противоречие с уголовным
кодексом, по перед лицом истории я
невиновен. Я действовал в интересах
великой Венгрии. Может быть, к суду
привлекался премьер-министр Вильям
Питт, когда он в свое время наводнил
всю Европу фальшивыми ассигнациями,
чтобы поставить на колени Францию
якобинской диктатуры, врага своего
народа? Нет! Нет, господа, британская
общественность считала его не
преступником, а честным человеком».
Надосси тоже проникся идеей покинуть
зал суда с гордо поднятой головой: «У
нас не должно быть никаких колебаний в
отношении Франции. Именно она виновна
в том, что Венгрия лишилась двух
третей имперской территории».
Премьер
Бетлен не упускает шанса представить
в суде Виндишгреца как исключительно
порядочного человека: «Я знаю принца
как человека чести и уверен, что он
никогда не пошел бы на подделку денег
в целях личного обогащения».
Показания
лишь одного обвиняемого диссонируют с
общими патетическими аккордами. Это
все тот же Дезидериус Раба. Он
посвящен во все детали, ему известны
все теневые фигуры, включая тех, кто
готов на все, чтобы заткнуть ему рот.
Но он наивен. «Я был встревожен, но
принц Людвиг успокоил меня, он сказал,
что в деле участвуют граф Телеки и
граф Бетлен». Судья прерывает его: «Это
ваши фантазии. Ни у кого из обвиняемых
не хватило наглости их повторить».
Раба продолжает: «Государственный
характер всего предприятия был
очевиден. Граф Телеки и...». Тёрёки
снова прерывает обвиняемого: «Итак, вы
были встревожены». Рабе так и не
удается связно изложить свои
показания, он заканчивает их словами:
«Одно я знаю точно: идея изготовления
фальшивых денег родилась не у принца
Виндишгреца». Суд этим удовлетворен.
Вопросов о том, кому же тогда пришла в
голову эта идея, не последовало.
Некоторые
свидетели: граф Сиграи, маркграф
Паллавичини, граф Янкович-Безан —
также дают понять, что премьер-министр
граф Бетлен был посвящен в акцию еще в
1923 году. Их показания не принимаются
во внимание. Вершиной судебной
комедии является реплика прокурора д-ра
Штрахе: «Надосси заявил здесь, что
правительство ни о чем ничего не знало,
а Надосси можно верить».
Один
из основных обвиняемых, который,
помимо всего прочего, использовал в
преступных целях свое служебное
положение, является ключевым
свидетелем невиновности
правительства.
Приговор
высокого суда был относительно
строгим. Он и должен был быть таким,
чтобы придать режиму Хорти в глазах
международной общественности, и
прежде, всего государств Антанты,
видимость правового государства.
Оправдание или вынесение им
псевдонаказания вызвало бы новые
осложнения для Венгрии, чье
экономическое и политическое
положение и без того было сильно
ослаблено. Обвиняемые, уже
подготовленные к этому ходе
предварительного следствия, были
объявлены «национальными мучениками».
Только Раба так и не смог примириться
с мыслью, что ему предстоит за
тюремными стенами отбывать наказание
за свое правительство Виндишгрец
приговаривается к четырем годам
тюрьмы денежному штрафу,
эквивалентному 600 маркам. Такой же
приговор выносится Надосси, а также
трехлетний запрет на работу в полиции.
«Изменник» Раба, несогласный с
приговором, получает полтора года
тюрьмы. Но даже в приговоре суд
находит возможным отметить «высокий
патриотизм» обвиняемых. Они не какие-нибудь
презренные преступники, а «жертвы
катастрофического несчастья,
следствием которого явилось
расчленение Венгрии».
«Форвертс»
27 мая 1926 г. пророчески комментирует
вынесенный приговор: «Что же дальше?
Не пройдет, по-видимому, и года, как
Хорти амнистирует приговоренных». Все
произошло гораздо быстрее. Все
осужденные, за исключением
Виндишгреца и Надосси, в тот день,
когда «Форвертс» опубликовала свое
пророчество, уже находились на
свободе. Двое основных обвиняемых
могли присутствовать на
рождественской мессе того же года как
свободные граждане, так как 22 декабря
1926 г. Хорти амнистировал принца фон
Виндишгреца и Эммериха Надосси. Принц
Людвиг вообще очень недолго пребывал
в тюремной камере. Премьер-министр
Бетлен распорядился поместить его в
госпиталь ордена иезуитов, где «черный
принц» ни в чем не нуждался. Надосси
тоже нельзя было жаловаться на
лишения, еда ему в тюрьму доставлялась
из лучших ресторанов, каждый день он
мог принимать визитеров и вообще
чувствовал себя, как дома.
За
«заслуги перед Венгрией» регент Хорти
жалует в 1927 году принцу Людвигу
Альбрехту фон Виндишгрецу чин майора.
|
